Поезд нёсся в Петербург, самый быстрый поезд из всех возможных сегодня. Трясся откидной столик, ненадёжный и хрупкий, на нём подрагивала большая Генина голова. Гена дремал. Приглушённый стук колёс, скрип вагона, негромкие разговоры — звуки вязли друг в друге, перемешиваясь в шипящий шум. Щекой ощущалась шершавость пластика. Щека дрожала в углублении для стакана, и в полусне Гена представлял, как от
вибрации мысли в голове взбиваются в масло, по которому он наконец-то выберется из дурацкого кувшина.
Апрельское солнце жарило спину через окно. Вдоль позвоночника возникли капельки пота, самая наглая медленно покатилась с шеи, вбирая в себя другие, росла, крепла, ускорялась. Гена и это чувствовал, хотя почти уснул. Шаг за шагом, год за годом (разморенный мозг зачем-то перевёл время жизни капли в человеческие года, получилось около тридцати), капля добежала до поясницы (это уже под пятьдесят), резко вниз (мелькнули шестьдесят, семьдесят), проскочила под резинку трусов и с разбега прямо в...
Гена рывком выпрямился и заёрзал, огляделся.
— Кошмар приснился? — спросил сосед.
— Типа того...
Слева сидел какой-то, в очечках, мышиными укусами пытал эклер. Углубление для стакана на его столике было занято бумажным стаканчиком, как положено. Попутчик внимательно разглядывал Гену.
— Конечно, дело не моё, но вот я заметил, что вид у вас... Э-э-э... — сосед подыскивал слова.
— А что — вид?
— Ну, глаза... И руки вот...
— Что — руки?
— Трясутся, — он надругался над эклером очередным укусиком, отпил глоточек из стаканчика.
— Разве?
— Уж мне ли не знать.
— А с глазами что?
— Ворочаются.
— Они у всех...
— Да бросьте, я сразу про вас понял.
— Что?
— Вы, простите, зачем в Петербург?
— Дело не ваше, но на лечение.
— Вот видите! Видите! — обрадовался сосед. — Так и знал! И это правильно! В Питере лучшие специалисты от этого дела, — щёлкнул себе по шее. — У нас ведь в Питере — пить, а как иначе? И все пьют. Поверьте — сам лечился неоднократно, — снова сделал глоточек. — Думаете, здесь кофе? Ха! Хотите?
— Нет, что вы. Я же лечиться...
— Очень правильно, держитесь. Держитесь!
Самый быстрый поезд ехал мучительно долго, и до конечной Гена держался: очень хотелось заткнуть соседа его же эклером, запихать в рот целиком. Не ясно, что раздражало больше — болтовня или эти мерзкие мышиные покусывания.
Вышел на перрон, и толпа понесла на вокзал. Из вещей только повседневный рюкзак. Налегке Гена решил дойти по Невскому до Дворцовой и сразу закрыть тему с фотографиями.
Он шёл, глазел по сторонам, щурился от весеннего солнца, хотел забыться и потеряться в толпе спешащих людей. Завибрировал телефон — мать. Не получилось ни забыться, ни потеряться.
— Вы что, правда с Леночкой по отдельности отдыхаете? — вкрадчиво начала она.
— Ну, так...
— Это плохо. Вспомни дядьку своего, моего деверя.
— Мам...
— У них с женой точно так же начиналось! Сначала стали отдыхать по отдельности, потом он её зарезал кухонным ножом...
— Мам...
— ... а сам повесился! Что — мам?
— У него шизофрения, зачем ты сравниваешь?
— Но начиналось всё так же!
— Не надо.
— Хорошо. Где ты отдыхать будешь? В Сочи? Когда полетишь?
— Да я уже здесь. Гуляю вот по набережной.
— Кажется, я слышу шум волн. Рада за тебя, мне бы сейчас тоже на море хорошо. Ох, это море... Помнишь, тётку свою, мою золовку? Только не Маню, а другую? Ныряла всё тоже, ныряла и донырялась!
— Мам...
— Что — мам? Донырялась — сбежала с абхазом!
У Гены не было времени лезть в дебри деверей, блуждать в лабиринтах золовок. Захотелось отбиться.
— Мам, всё...
— Ты тоже там смотри, один. Женщины — они ведь чувствуют. Особенно жёны.
— Всё, не могу говорить.
— Вот ещё что...
На пересечении с Литейным показалось кафе «Шаверма».
— Прости, не могу говорить. Принесли шаурму, если отвлекусь, то бумаги наемся. Пока.
— Так ты, конечно. Мог бы и ко мне приехать...
Отбился. Может, и правда шавермы напоследок?
Гена ощутил рюкзак за плечами, его потянуло, стало невыносимо долго. Зачем пошёл пешком? Вот небо, вот солнце, вот дома — посмотрел и хватит.
До Дворцовой доехал на автобусе, в арку Генштаба чуть ли не вбежал. Сделал пару селфи со столбом и тут же отправил жене. Она перезвонила через минуту:
— Отдыхаешь?
— Знаешь же, что нет. Есть пара часов перед работой, решил по достопримечательностям.
— Мне бы такую командировку: солнышко светит, Питер, гуляй себе...
— Говорю же, только приехал. Даже выходной сегодня не дали.
— Свекровь звонила, сказала, что ты в Сочи.
— Ну, ты ж знаешь...
— Ну да. Совсем с головой у неё...
— Надо будет к ней в отпуск съездить, а то мало ли, — осторожно начал Гена.
— Сразу говорю — я не поеду. А тебе лишь бы куда, конечно. Вот эта командировка — далась она тебе?
— Так послали...
— Скоро я тебя пошлю. У нас топазовая свадьба, между прочим, я готовилась, еды накупила, шампанского. С кем мне теперь отмечать, с соседом?
Гена представил Лену за накрытым столом, рядом его сосед по Сапсану: мелко кусает креветку, жадно глотает шампанское. Жена крутит пальцем локон и хихикает.
— Топазовая какая-то... Урановую ещё придумайте. Ерунда это всё, живём и живём. Чего ты накручиваешь? Еду́ вы с Андрюшкой поедите, а шампанское ты и так себе купила, я ж не пью.
— Андрюшка, чтоб ты знал, с утра с температурой лежит. А мне даже в аптеку некогда: то совещание, то срочные документы. У меня одна девочка уволилась, другая в декрете, работать некому, навалилось — ужас, то одно, то другое, мне теперь ещё...
Гена перестал слушать, он сто раз уже про это слушал.
— На даче пора сажать, ты обещал грядки починить. И уехал — пожалуйста. Дела не сделаны, сын больной, в аптеку некому сходить, а он гуляет...
— Сосед пусть сходит.
— Дурак.
— Дура, — Гена оборвал связь с женой.
Сколько можно, и так много времени потратил. Хватит. Побежал дальше.
Метро. Наверх — на Ленинский проспект. Спустился до Зины Портновой. Шёл быстро, под горку. Рюкзак подгонял — стучался в спину. Из-за поворота выплыла флотилия панельных «кораблей». Армада девятиэтажек. Вон в том флагмане квартира, в носу, в первом подъезде. Квартира, в которой это произойдёт.
Тётка, хозяйка жилья, оглядела с ног до головы и осталась недовольна.
— Тут мне не пить, не курить, дрянь не потреблять.
— Да.
— Что да? Всё в порядке? Лицо какое-то у вас... нервное. И пальцы странно шевелятся.
— Мне бы поскорее. Скоро придёт один человек...
— Любовница?
— Вас не обманешь.
— А то, — повеселела тётка, — не первому сдаю, сразу вижу. От оно, как вас от нетерпения крутит. Тогда за двоих возьму, плюс за амортизацию дивана, хе-хе-хе. В итогове... — она назвала сумму.
Тётка будто обмазала Гену в этом «итогове», захотелось под душ.
Он согласился с ценой, осмотрел квартиру. В зале, как и договаривались, стоял большой, современный телевизор, весь в пыли, тосковал красной лампочкой.
— Работает? — поинтересовался.
— Конечно. Да вам, небось, не до него будет, хе-хе-хе.
Тут же тётка спросила с подозрением:
— А вы сами что, где работаете?
— Пока нигде. Уволился вчера. Как оно бывает: терпишь, терпишь и лопнуло. Последней каплей стало...
— Тогда попрошу всю сумму за неделю, — перебила. — А то знаю вас. Задаток даст, а в итогове...
Гену снова передёрнуло.
— Так даже лучше. Вот, — он отдал нужное количество денег. — Только вы эту неделю сюда не приходите, хорошо?
— Я что, не понимаю? У меня тоже мужик на стороне был. Давно, правда. Такой, знаете...
Тётка наговорила всласть всяких пошлостей и ушла, вымыть бы полы после неё.
«Потом помою», — обманывал Гена сам себя. Какое ещё «потом», откуда?
Он бросился в ванную, нашёл какую-то тряпку и быстро протёр телевизор.
Не будет никакого «потом».
Из рюкзака вытащил ноутбук, клавиатуру и провода. Едва не испортил порт HDMI, пытался сунуться в разъём кверху ногами, упорствовал и ругался.
Был Гена и сплыл, не очень-то и хотелось.
Включил ноутбук, телевизор. Непослушными пальцами подключил мышь и клавиатуру. Огляделся.
Этот мир забагованый, пора это признать, принять и уйти в другой.
Подтащил диван поближе. Загрузил игру. Заставка. «Готика», первая часть. Ремастер на новом движке.
Вот с ней двадцать лет вместе. Какая это свадьба? Точно покруче, чем топазовая.
Посмотрел заставку. От начала до конца. В сотый раз. Первый диалог — Гена повторил его с безымянным героем. Помнил наизусть. Первый шаг. Начали.
Вот и всё.
