Над дверью горела зеленая табличка. Я ритуально постучал и вошел. Внутри на меня набросились неприятно оранжевые стены и обшарпанный стол, напоминающий школьную парту. Красивая крепкая беременная женщина в белом халате сидела перед пузатым монитором и сосредоточенно печатала. Я поздоровался, поискал глазами свободный стул, не нашел и примостился на плешивой кушетке у противоположной стены.
— Минуту подождите.
Я постарался сесть поудобнее.
Наконец женщина посмотрела на меня:
— Очки снимите, — строго сказала она — Почему вы на приеме в очках?
— Это хамелеоны, для зрения, — смутился я, — На улице солнечно, и они потемнели. Я посижу немного и они придут в себя.
— Фамилия? — недовольно спросила она и снова повернулась к монитору.
Я назвался. Женщина в белом халате защелкала мышкой, нашла картонную папку на столе, раскрыла перед собой, внимательно перелистала. Когда она снова посмотрела на меня, ее лицо внезапно смягчилось, а голос стал почти ласковым:
— Я должна сообщить вам результаты анализов. Они у вас не очень хорошие.
— Насколько нехорошие?
— Очень нехорошие, прямо скажем, — она выдержала паузу, тепло глядя на меня, — Я понимаю, как непросто это слышать, но мой долг сейчас — быть откровенной. Вам осталось недолго.
— Насколько недолго? — машинально переспросил я, чувствуя, как внутри что-то оторвалось и упало.
Она посмотрела на часы над входной дверью и невозмутимо ответила:
— Примерно час.
— Вы шутите?!
— С такими вещами не шутят, — она тут же вернулась к своей изначальной строгости и лицо ее заострилось.
— Но… что это за болезнь такая, если мне остался всего час? От чего можно умереть за час?
— Есть много причин умереть гораздо быстрее, — назидательно ответила женщина в белом халате, покрутила колесо мышки и произнесла несколько латинских слов.
— Что это значит?
— Это очень редкое заболевание. Можно сказать, один случай на миллион, — она снова повернулась ко мне и заговорила проникновенно: — И у вас есть уникальный шанс поспособствовать развитию медицины в этой области. Несмотря на то, как сложилась ваша жизнь, вы еще можете помочь другим. Если вы завещаете свое тело науке, этот клинический случай смогут тщательно исследовать и, может быть, даже назовут диагноз в вашу честь.
Я помолчал и прислушался к своим ощущениям. Все было как будто как обычно, только колено дрожало.
— Но... как же это? Откуда такая точность? Вы уверены, что мне остался всего лишь час? Это же невозможно! Я ничего не чувствую!
Женщина взглянула на часы:
— Уже пятьдесят минут. Вирусы сейчас мутируют очень быстро. Пока вы рассуждаете, время идет. А нам с вами еще необходимо подписать бумаги.
— К-какие бумаги?
Она принялась вынимать документы из папки:
— Согласие на использование тела в интересах НИИ КБНГ. Также вы можете стать посмертным донором и спасти много жизней.
Я на автомате подошел к ней, пристроился к краю стола, неудобно согнувшись, и начал подписывать.
— А моя болезнь не заразна? Я разве могу быть донором?
— Мы узнаем это после вскрытия. Подписывайте здесь и здесь, где галочки, — спокойно ответила она подвинула следующий документ: — Согласие на обработку персональных данных.
— Каких данных?
— Ну как же, надгробие, некролог, там же будут ваше имя, фамилия, отчество, год рождения и так далее.
Я почувствовал, что у меня кружится голова, и молча расписался на листах.
— А что будут хоронить, если я завещаю свое тело науке или на органы? — вдруг тупо спросил я.
— То, что останется, — невозмутимо ответила женщина в белом халате и погладила живот, — Похороны за счет государства. Разгрузите семью. Сами знаете, какие сейчас расходы на ритуальные услуги.
Я машинально кивнул, хотя не знал.
— Если есть необходимость, можете оформить завещание у юриста. Это в соседнем здании, — она снова посмотрела на часы: — Вам осталось сорок три минуты, можете еще успеть, — сложив бумаги обратно в папку, женщина посмотрела прямо мне в глаза и торжественно произнесла: — Вы поступили очень благородно и ответственно. Отечественная медицина вас не забудет! У вас остались вопросы?
— А это точно не розыгрыш? — спросил я в надежде, но голос вышел чужой и хриплый.
— Вы в государственной клинике, — внушительно сказала она, — мы тут не в игрушки играем. У меня двадцать минут на пациента. Следующий!
У юриста оказалась небольшая очередь. Я хотел подойти к секретарю и объяснить, что у меня вопрос жизни и смерти, попроситься пройти вперед, но постеснялся. Еще двадцать пять минут я сидел в приемной и пытался подумать о чем-то важном, но ничего не приходило на ум.
Может быть, позвонить попрощаться с кем-то? Я представил себе этот звонок и он выглядел абсурдно. Как я скажу жене? Марина, я умру через полчаса, позаботься о детях. У меня нашли редкую болезнь и я завещал собственный труп для исследований после смерти. Спросит, почему с ней не посоветовался. Скажет, что я никогда не думаю о важном. Что раз не будет христианских похорон как положено, то не попаду в рай. Распереживается. Я достал телефон и полистал фото. Дети маленькие, не поймут ничего. Денег, отложенных на дачу, должно хватить на первое время… Мою машину еще можно продать... Хоть бы никого не коснулась эта болезнь!
Я почувствовал, что щеки намокли и тихонько утерся рукавом.
На работу сообщить? Попрощаться с отделом? Я поскроллил рабочие чаты. Что написать? Уважаемые коллеги, я умираю, файл месячного отчета на рабочем столе в папке «ГВН». Приятно было работать с вами, продуктивного окончания рабочей недели! И салат в белом контейнере съешьте пожалуйста. Жена готовила.
Опять как-то нелепо.
Я убрал телефон и подумал о родителях. Мамы давно нет, с отцом не общались года два. Бать, тут такое дело, я умираю прямо сейчас. Скажет: это все от пиндосских прививок и «я тебе говорил! А вот Николай…»
Может, правда, позвонить брату? Колька всегда разруливал все проблемы, даже в детстве от собак меня защищал, хотя сам был от горшка два вершка.
Трубка погудела и сообщила, что продолжается вызов абоненту, который пока не может ответить на ваш звонок. На работе наверное. Он занятой, начальник. Вырос как-то незаметно в настоящего взрослого, а я как будто нет. И не вырасту теперь…
Друзьям позвонить? Чтобы расстроить раньше времени? Заахают, заохают. Или подумают, я так шучу. Неловкий выйдет разговор.
Есть ли вообще что-то, что я не успел кому-то сказать?
Вдруг вспомнилась Лена Семакина из универа. Рыжее облако волос, веснушки на плечах. Два последних курса ходил хвостом по тем же коридорам, что и она, и так и не подошел... Хорошо, что я не знаю ее номер, это был бы очень странный звонок.
Прием юриста занял совсем немного времени. Выяснилось, что завещать мне в общем-то нечего: квартира, машина и сбережения и так достанутся жене, а все документы в больнице я уже оформил. Пришлось составить небольшое прощальное письмо с извинениями и словами любви, чтобы не вышло, что сидел просто так. Хотя, конечно, это действительно вышло глупо.
Можно было вместо этого… что?
Я вышел на улицу, опять достал телефон и увидел, что мне осталось пять минут. Пока смотрел в экран, осознавая эту мысль, прошла еще минута. Я убрал телефон, сел на лавочку и стал ждать.
Посмотрел на небо.
На дереве болтался белый полиэтиленовый пакет.
