Дедуля, папин папа, умер, когда Даше было девять. «Дедуля умер», — сказала мама. «Ладно», — ответила Даша.
На похоронах было холодно и скучно. Куда-то ехали, потом долго шли. Либо Даша держала бабулю за руку, либо бабуля Дашу. Смотреть по сторонам было страшно, вдруг случайно увидишь гроб и тоже умрешь. Поэтому Даша смотрела вниз. Подняла глаза лишь однажды — и испугалась. Бабуля плакала. Даша никогда не видела, как она плачет. «Логично», — тут же подумала Даша, — «Они были женаты много лет».
Выяснилось, что смерть — это грустно. Наверное, Даше тоже положено грустить. Поэтому она приняла одухотворенное выражение лица и тщательно грустила. Ведь это её первые похороны, нужно всё сделать правильно.
Дедуля был хозяйственный, то есть умел подчинять себе мусор. Из гаражных инструментов соорудил для Даши маленький лук: согнутая пила, гибкая проволока вместо тетивы, стрелы из железных штырей. Самодельность лука придавала ему особую гордость и силу, даже если стрелял он сразу в пол. Даша понимала, что после смерти должна смотреть на лук и грустить, но чувствовала только уважение и благодарность. Вместо лука могла быть кукла, посудка, лопатка, что-нибудь ещё уменьшительно-ласкательное. Но Даша хотела (быть сильной) лук — и дед сделал ей лук.
Когда Даше было одиннадцать, обокрали дачу. Вынесли всю технику и ценности. Мама сильно плакала. «Из-за шубы», — решила Даша, потому что шуба была из голубой норки, но выглядела серой, и теперь эта загадка так и останется неразгаданной.
Даша ходила по истоптанному грязному полу, смотрела на перевернутые ящики и присыпанные пудрой отпечатки пальцев. Было интересно и необычно, дом казался продолжением улицы, разрешили ходить в обуви. Даша очень хотела грустить вместе со всеми, но у неё украли лишь велосипед. Её первый собственный, не от брата велосипед: красный, стройный, со звонком.
В толстой тетрадке Даша коллекционировала наклейки. Боялась тратить, просто хранила. Незадолго до кражи пожертвовала несколько штук на раму велосипеда, вышло красиво и очень лично. Даша старалась грустить из-за велосипеда, но получалось только злиться из-за наклеек. Было бы здорово, если бы воры их вернули, ведь наклейки им не нужны, а Даша могла бы сделать личным что-то другое.
Из-за опухоли во рту кошка не могла есть, пить и вылизываться. Её еще долго выкармливали из шприца и обтирали мокрой тряпкой, продлевали мучения. Даша выкармливала и обтирала тоже, потому что на разговоры об усыплении мама начинала кричать.
Когда кошка устала и окоченела, её завернули в пакет и похоронили на окраине города. Был ноябрь, земля уже начала мерзнуть, и папа долго возился с ямой. Остальные кутались от ветра и дашиного сигаретного дыма, смотрели на реку: место выбрали живописное, потому что кошка прожила в семье десять лет. «Мама», — наконец призналась Даша, — «Мне не грустно».
«Я чувствую облегчение».
