Александра стояла в дверном проеме и смотрела на вещи, разложенные по спальне. Вещи занимали всю поверхность кровати и пола. Она держала в руках рюкзак на семьдесят пять литров и понимала, что все в него не влезет.
Телефон завибрировал, Саша взглянула на экран и поморщилась. Почти два года как вышел из рехаба, а писать перед звонком так и не научился. Провела пальцем по экрану и зажала телефон плечом.
– Да?
– Привет Сашенька!
– Не называй меня так, я столько раз уже просила.
– Хорошо, хорошо, прости, - он замолчал.
-- Да?
-- Слушай, я тут подумал, может все-таки дети могут остаться у твоих?
– Мы уже обсудили это, - выдохнула Александра. – Мои их не рожали. Я возила детей на море в этом году, сейчас мое личное время. Я предупредила тебя за три месяца, что уеду, и две недели дети поживут у тебя.
– Ты понимаешь, - он замялся. – Просто эта съемная квартира, она такая маленькая, и стремная, честно говоря. Как мы тут две недели проживем, не знаю.
– Вить, окей. Приезжай и живи тут с детьми, пока меня не будет, - Саше ужасно захотелось курить, но сигарет в карманах не было уже год.
– О, точно? Спасибо! - судя по скорости ответа, Витя именно этого предложения и ждал – Ладно, пока, я позвоню послезавтра, когда соберусь.
Саша положила телефон на комод и посмотрела на ладони - на них остались отпечатки ногтей. Она села на кровать, которая должна была стать их общей, но так и не стала. Виктор выбрал и уговорил купить эту квартиру в новостройке. Сказал, что сам сделает ремонт. Уходил сюда утром, возвращался поздно, на предложения сходить вместе отвечал, что там пыльно, грязно и смотреть пока нечего. Когда через несколько месяцев Саша взяла ключи и приехала сюда сама, то обнаружила все те же бетонные стены, матрас на полу, какую-то невзрачную посуду, горелку и три использованных шприца в углу.
Сейчас в спальне стояла кровать, на стенах были приклеены обои, а на окнах висели шторы. Уже не было так больно, но она старалась не наступать на то место, где лежал матрас. Она вздохнула. Пора было выбрать вещи, чтобы не взять лишнего. Семьдесят пять литров рюкзака выглядели совсем небольшими, а ведь еще нужно было оставить место для палатки и общих продуктов. Гид предупредил, что продуктов будет около пяти килограммов и еще около двух - половина двухместной палатки. Еще минус три - вес рюкзака, два - спальник. На коврик и вкладыш накинем еще два кило. Итого на личное остается максимум шесть, а лучше уложиться в четыре.
Через три часа на кровати осталась куча отвергнутых вещей. Рюкзак на полу лежал объевшимся питоном, со слоном внутри. И было совершенно непонятно, как заставить его сожрать еще продукты и палатку.
– Ладно, разберусь на месте, решила Саша и упала на кровать. До вылета на Камчатку оставалось два дня. Завтра на работе был последний перед отпуском день, на сон оставалось пять часов.
Черноусый таксист в пародийной кепке, стеклянные двери, рюкзак в охапку, “черт ничего не вижу”, тележка с сине-белой рекламой, очередь, рюкзак поехал в сторону грузчиков, самолета, камчатки, притормозил на повороте, исчез из вида, компании, парочки, работяги, сёрферы, туристы, семьи с детьми, удастся ли поспать, восемь часов, затекшие ноги, утро, закат, встреча с группой, рюкзаки, палки, автобус, рынок, галдеж, икра, крабы, тряская дорога, гид, океан, пляж.
Воздух пах солью. Ветер трепал волосы. Из-за шума волн приходилось кричать и прислушиваться. В любом другом месте ей не пришло бы в голову входить в воду в такую погоду. Но здесь было все по-другому. Очередная волна накатила и впиталась в черный песок. Там и тут наружу выходили пузырьки воздуха. На несколько секунд берег превратился в идеально ровный асфальт. Бесконечная встреча земли и воды, границ которой не было. Саша сняла ботинки, носки, закатала штаны. Пальцы утопали в тонко перемолотом песке. Вода была холодной. Она разделась и пошла вперед. Внимательно смотрела и старалась входить в океан синхронно с волнами, чтобы не захлестнуло с головой. Про холод она забыла. И не чувствовала дрожи, когда выходила.
Саша осторожно засовывала дуги в палатку, чтобы не переломить их внутри. Иначе придется вытаскивать, соединять и начинать сначала. Три года назад она объясняла это детям. Они выехали тогда в Битцу, она учила детей ставить палатку и жарить маршмеллоу на веточках. Потом они уснули, и она с трудом донесла старшего до машины. Но это не было воспоминание, скорее дежавю, как будто она стояла перед старомодным полированным трюмо и заглядывала вовнутрь. Вот она видит в зеркале себя, которая объясняет детям, как устанавливать палатку. А та, объясняющая Саша видит отца, который то же самое объясняет ей.
После получения общих продуктов, “горчица! вы серьезно?” и половины палатки, рюкзак весил девятнадцать с половиной килограммов.
Официально познакомились и рассказали о себе только на третий день путешествия. Александра слушала и не могла избавиться от мысли, что все они, нет мы – идем за чем-то важным, как во властелине колец. Почти случайно она сказала, что день рождения отметит в последний день похода.
-- Саша, вы львица? – к ней подошла Лариса, хрупкая женщина лет пятидесяти пяти, учительница физики из Хабаровска.
-- Что? Вы про гороскоп? Понятия не имею, что эта вся херня означает, - Саша посмотрела вверх, на звезды, и положила холодные пальцы на веки.
Петр выделялся на фоне остальной группы - высокий, статный. Неровная борода, серая от седины. Он был похож на Гендальфа, а палки для скандинавской ходьбы только добавляли сходства. С ним была его дочь, учительница сольфеджио в музыкальной школе.
– Меня зовут Петр, - представился он. Я священник, и мое церковное имя тоже отец Петр. У меня пятеро детей, четыре дочери и сын. Моя младшая дочь - Антонина - ей двадцать восемь. Она здесь, и сама расскажет о себе. Моему сыну двадцать пять, он старший. У него была астма. И он не с нами.
Саша наморщила лоб, пытаясь соотнести возраст и старшинство чужих детей.
Оказалось, отец Петр закончил физтех, работал в научном институте, а сан принял в тридцать три. Надо же, в возрасте Иисуса, - подумала Саша.
– Петр, можно вопрос? - спросила она вслух.
– Конечно
– Вы разуверились в науке или поверили в бога?
– Сашенька, наука и вера не так уж далеки друг от друга. Математическое уравнение прекрасно, но не все могут его понять. Вера столь же прекрасна как математика, только понятна всем
Александра подняла одну бровь.
– и вера тоже многое объясняет…
Было слышно, как потрескивает костер.
– Петр, а где вы, - Саша чуть замялась, – работаете?
– Священники не работают, улыбнулся Петр. – мы служим. Я служу в храме при больнице святителя Алексия.
У Александры был совсем небольшой опыт личного общения со священнослужителем. Ее отец случайно познакомился с батюшкой, который оказался ее бывшим одноклассником. После короткой переписки он прислал первую ссылку на проповедь на Youtube. Проповеди Саша смотреть не хотела.
Отец Петр с проповедями не приставал. Падал без сил на привалах, не снимая рюкзака. Отдышавшись, выпутывался из лямок, приносил дочери горячий чай. Всем предлагал орехи и шоколад. Отодвигался в сторону от сигаретного дыма.
На привале заговорили про татуировки.
– Это очень ответственно, надо понимать, что и куда бить. Все вообще можно в жизни изменить, - Лариса выпустила сигаретный дым и оголила запястье.
– У меня есть. Небольшая. Значит многое для меня, - ни к кому не обращаясь, - произнесла Саша.
После привала отец Петр догнал ее и пошел рядом.
– Сашенька, вы меня по-настоящему удивили. Я ничего не сказал Ларисе, но чувствую, что должен поделиться с вами, - он процитировал несколько строк из Книги Левита.
– Да, да, я поняла, спасибо, - было очевидно, что вместе с древними иудеями русская православная церковь татуировки не одобряла. Саша, невежливо прибавила шага, потом обернулась.
– Петр, а можете называть меня Александра? Или Саша. Это тоже будет окей. Не люблю Сашеньку.
– Конечно, извините.
Саша методично вытащила все вещи из рюкзака и снова заглянула во все карманы. Перчатки не находились. Где я могла их потерять? Она обернулась и посмотрела на группу. Вряд ли у кого-то есть запасные, все экономят вес как могут. Спросила у девушек, которые возились с палаткой рядом. "Нет, запасных нет". Саша вздохнула, сложила вещи и онемевшими от утреннего холода пальцами начала застегивать молнию на рюкзаке.
-- Саша, вот, возьмите, – над ней стоял отец Петр и протягивал простые рабочие перчатки с синими резиновыми пупырышками на ладонях.
-- А как же вы?
-- У меня есть еще, возьмите.
Перчатки продувались и были великоваты, зато не снимая их, можно было сжать кулаки, чтобы согреть пальцы. Хлопковые пустые лепестки с синими полосочками на концах смешно болтались вокруг палок.
Через десять часов по прогнозу начинался дождь.
– Ребята, давайте постараемся сделать сегодня большой переход. Если мы дойдем до домика вулканологов, там есть печка, вода, места внутри.
Дошли. Ужин готовили в домике. Внутри носился неугомонный джек-рассел и царапал щелястые деревянные полы, пытаясь добраться до сусликов. Лариса поджала подбородок.
– Дождь из-за него. Собака нарушает ауру места. Надо чтобы туристы с собакой ушли.
Саша лежала по полатях и свесила голову вниз, проверить, правильно ли она расслышала. Широко раскрыв глаза, она смотрела на Ларису.
– да, да, вот увидите, дождь перестанет, когда они уйдут.
Через сутки, когда туристы с собакой ушли, дождь действительно прекратился. Лариса вышла на улицу. Она запрокинула голову к солнцу, тонким голосом призывая хорошую погоду. Она кружилась. Утренний туман становился прозрачнее и постепенно рассеивался. Дымок из вершины вулкана стал отчетливо видимым.
– Лариса, это ваша батарея?
– Не зарядилась, дождь, - Лариса вздохнула, сняла солнечную батарею со стены и привязала ее к рюкзаку. Распахнутые черные блестящие крылья делали ее похожей на фантастическую стрекозу. Иногда она останавливалась, протягивала руки к солнцу и просила хорошей погоды. Кремниевые крылья трепетали на ветру.
– Знаете, скоро поленница, я здесь ради нее, - Лариса ни к кому не обращалась.
– Поленница?
– Да, это такие камни… очень древние, они базальтовые… и шестигранные, как снежинки. А кристаллы основа всего… Знаете, Рерих… он учил… - Лариса, не мигая, смотрела в глаза отца Петра.
-- Извините Лариса, я этот разговор поддерживать не буду, - ответил Петр тихо и твердо.
Лариса отвела взгляд.
Готовили по очереди. Дежурный должен был встать на час раньше остальных, разжечь горелки, вскипятить воду для кофе и чая и приготовить еду. На завтрак обычно была сладкая каша – с джемом, сгущенкой и орехами. Лариса, которая готовила в тот день, заглядывала в глаза и спрашивала: "Все хорошо, вам нравится?"
-- Лариса, каша вкусная, спасибо – Петр держал тарелку с недоеденной кашей.
Саша посмотрела в свою миску. Похоже, ей досталась каша со дна, песок скрипел на зубах. Она насыпала в пшенку побольше орехов, чтобы не чувствовать хруст, но это не помогло. У нее уже был готов хлесткий ответ на вопрос Ларисы, понравилась ли каша, но Александра встретилась глазами со священником. Он зачерпнул ложку каши и проглотил не жуя. Покачал головой. Песок у всех -- Лариса не процедила воду, догадалась Саша.
Поход почти закончился, осталось одно радиальное восхождение на вулкан. Дойти до кратера и вернуться назад. Бесконечное шлаковое поле. Скелеты деревьев, не сгоревшие, но мертвые от невозможности дышать. Их корни засыпало пеплом. Долго поднимались по лавовому потоку, застывшему причудливыми формами. Саша прикоснулась к серо-зеленому скупому пятну лишайника. Он был чуть влажный и упругий на ощупь. Их было несколько в этом месте, на черном виниле лавы, ближе к камням. Удивительно, как быстро возвращается жизнь. Всего несколько лет прошло с последнего большого извержения.
Отец Петр поднимался, тяжело дыша и медленно переставляя ноги. Он опять был чересчур тепло одет. На спине висел рюкзак, слишком большой и тяжелый для однодневного восхождения. Саша нагнала его.
– Саша, вы прямо спортсменка, приятно смотреть.
– Уф, Петр, мне тоже тяжело. Но я стараюсь отделить страдание от просто физической боли.
– Страдание? кажется нет… это просто шаги. Поверьте, я много страдания видел.
Саша запнулась. То ли об камень, то ли о что-то еще. Не зная, что ответить, она кивнула головой и ускорила шаг. Конечно, он видел много страдания. Больница, операции, паллиативное отделение. Саша поежилась. Как он это выносит? Она была абсолютной атеисткой, признания в стиле “я агностик” считала конформистскими. Часто это вызывало косые взгляды, но ей нравилось немного эпатировать окружающих. Отцу Петру она не могла легко это сказать. Он ее привлекал. Необычная профессия, работа?.. Ах да, служба. Интересно кому?
Чесалась кожа на подвздошных костях, давно не мытая голова и живот. Кости - окей, им досталось больше всего веса, голова тоже. В палатке Александра рассмотрела свой живот. Пупок, прооперированный пять лет назад, кровил. Только этого не хватало, надеюсь у гида есть перекись. Но я сама это выбрала... да, сама… наконец-то сама… Я все-таки вырвалась из этого чертового треугольника!
Последние пару километров прошли по колее, накатанной джипами. Камаз ждал их на выезде из заповедника. Александра сбросила рюкзак и поднялась на небольшой бугор. Водитель сказал, что там есть связь. Она выключила авиарежим и ждала, смотрела на экран. Наконец-то в углу появились две палочки. Телефон помолчал, потом запиликал сигналами. От Виктора было семь сообщений – по числу дней без связи. У них было все нормально.
Поход закончился, волосы пахли шампунем, пупок почти зажил. Саша подошла к отцу Петру, протянула перчатки:
-- Спасибо.
-- Нет, нет, Саша, оставьте себе. Мне будет приятно.
-- Петр, как вы справляетесь? – Саша помедлила – в больнице, с той болью и страданием?
-- Я каждый день служу литургию. Молюсь. Разговариваю. – Петр ненадолго замолчал -- Знаете, недавно одной женщине должны были сделать операцию. А она совсем неверующая, и долго была без сознания. И ее взрослая дочь пришла ко мне и попросила причастить ее перед операцией. Я не согласился.
-- Почему?
-- Потому что это должен быть ее выбор, не дочери.
Саша молчала.
-- И потом она пришла в сознание. Ненадолго, перед операцией. И отказалась. И это был ее выбор. Он всегда за человеком – отец Петр держал в руках распечатанный посадочный.
-- да, свобода… закрывать глаза… или открыть их. Теперь я выбираю...
-- Саша, вы большая молодец. Я очень рад что познакомился с вами.
-- Я выбираю. Теперь точно я - Саша посмотрела на сгиб правого локтя. Ее татуировка была закрыта рукавом. Она подняла голову и положила перчатки в карман.
