Пиалки все еще пахли чаем. Красные в крупный белый горошек и белые в красный. «Подуй, не спеши, горячо же», — говорила когда-то нэнэж. А как тут было не спешить! Там тата Каплан опять или зайца принес, или фазана, а я на кухне сидел чаи гонял. «Ну, поешь, заяц уже никуда не убежит». Ага, сказали бы это Астику. Он-то хитрый, весь день где-то с пацанами своими шлялся, его на обед было не затащить. Но к возвращениям таты Каплана с охоты Астик вырастал как из-под земли — естественно, не на кухне.
***
— Так! Ты чего тут застрял? Давай проходи быстрее, вещи закинь и переоденься. Убираться начинаем прямо сейчас!
— На пиалки просто загляделся. Всегда что ли у нэнэж был этот набор? Как будто ничего не потерялось, не разбилось за столько лет.
— А могло ведь! Как вы с Астиком носились по дому в детстве. А синанэ гущ!
Нана Таня, как всегда, была громче всех. С тех пор, как я дочитал «Сто лет одиночества», наша семья для меня мало чем отличалась от латиноамериканской. Особенно в плане количества людей и набора имен. Только дело было не в том, что имена повторялись, а в том, что у большинства их было по два.
***
В начале были просто нэнэж и тэтэж. У них было пять детей. Самый старший — мой тата Аслан, которому дали кликуху Сабый. Второй — тата Каплан, который вообще-то по паспорту был Юрий — в честь Гагарина, потому что тоже родился 12 апреля. Бедная моя нэнэж так и не привыкла к этому имени и начала называть Юру Капланом. Проще же. Потом нана Сусик — тоже и не кличка вроде, и не псевдоним, и не позывной. Очевидно легче было произносить, чем «Тыгэнгуащ» — поэтому. И наконец нана Таня, также известная как Нафисэт. Пятого тату я никогда не видел. Говорили, он погиб в аварии. Я до сих пор не помню, от кого и когда именно узнал про это и про настоящие имена тат и нан. Помню только, что в детстве был космически удивлен. Не так сильно, конечно, как когда узнал, что у тэтэж и нэнэж вообще были имена.
***
После кухни, где стоял сервант с чайным набором, шла гостиная. Все вроде обычно. Ковер на полу. Диван-кровать, еще сервант и печка в углу комнаты, посередине — деревянный стол с задвинутыми стульями. И две двери в две спальни. Все. Но нет, здесь был еще портал. Стол вместе со стульями отодвигался, ковер чуть-чуть закатывался, и в красном полу вдруг обнаруживалась дверная ручка-стучалка. Видимо, когда-то она перекочевала сюда с двери так же, как ковер — со стены. Нана Таня дергала за ручку и открывала подвал. В детстве я боялся туда спускаться — вдруг крышка закроется! К тому же там было темно и холодно. Даже когда мы чуть повзрослели, Нана Таня спускалась в подвал сама, я только принимал банки — с огурцами, вареньем, компотом, аджикой, салатом и, конечно, крышесносными зелеными помидорами. Это все еще самое вкусное, что я когда-либо ел.
***
От Майкопа до Пшизова, где жили тэтэж и нэнэж, ехать было всего час. За 500 метров до их дома мы сворачивали с асфальтированной дороги на гравийку и уже оттуда видели и дом, и тэтэж с нэнэж у ворот. Как будто они всегда стояли там, пока нас не было. Мы — это папа, мама, я, Астик, четверо нан и тат со своими детьми, то есть, моими дядями и тетями. Таты еще брали с собой жен, наны мужей не брали — нельзя зятю с тестем и тещей видеться, так положено. Да и хорошо — папина газель и так была набита битком. Папа, кстати, тоже не виделся никогда с родителями мамы. На вопрос, зачем нужен такой обычай, он ответить не мог. Кажется, ему просто нравилось его соблюдать. В общем вот так все вместе мы приезжали в аул, зимой просто помогали убираться, весной уже начинали засаживать огород, летом — делали закрутки, осенью — доставали их. В любое время года — рассказывали истории.
***
Когда мы уезжали, я выглядывал в окно и махал тэтэж с нэнэж. Мы проезжали 500 метров, выезжали на асфальт, а они все продолжали стоять. Не помню, когда это случилось в последний раз. Не помню, когда мне сказали, что их уже нет в живых. Помню, что я после этого долго-долго молчал. Нам как раз нужно было ехать убираться — теперь в уже пустой дом. Как меня разговорить, никто не знал, кроме, конечно, наны Тани.
— Звезды — очень важная для черкесов штука, — рассказывала она. — По ним ориентировались, определяли погоду, даже предсказывали будущее и гадали. Потому что звезды — это человеческие души. У каждого человека своя звезда. Бывает даже, что у одного их несколько.
— А у меня есть?
— Конечно.
— А где?
— Во-он там. Целых три, видишь? Ночью, если будет страшно, говори со звездами.
— Как это, у меня аж три души, получается?
— Не, две другие — это души-хранители.
***
Во дворе, как и принято было давно у черкесов, стоял не один только дом, а еще несколько маленьких зданий. Сарай, где тата Каплан обычно разделывал подстреленных животных. Летняя кухня, где в теплое время накрывали стол для гостей. И времянка — там тата Аслан спал, когда наступала жара. И в каждом здании прятались свои порталы, как дверь в подземелье в большом доме. Во времянке это был гигантский сундук. В одиночку я не мог с него сдвинуть крышку, приходилось вылавливать Астика. Его же я запускал внутрь сундука, потому что боялся, что внутри сидели пауки. Но там были только книги, невероятным образом каждый раз новые. Я хватал одну с самой прикольной обложкой и бежал к нане Тане. Какая бы книга ни была, она находила, что интересного про нее сказать. «Эритроциты — это маленькие охранники прямо внутри нас!» или «"Я не хочу, чтобы ты здравствовал". Это ж надо такое сказать! Шайтану-то». Порталом в летней кухне была спрятанная за холодильником дверь во дворик с сараем. В сарае тоже хранился свой секрет.
***
После тэтэж с нэнэж стали уходить и другие, уходить по-разному. Нана Назрэт — собственно, моя нана, жена таты Аслана — умерла. Сам тата Аслан тех пор, кажется, не выходил из дома и ни с кем не общался. Он, как и тата Каплан, уехавший со своей семьей далеко в Сибирь, перестал мне быть близким человеком — близким физически. Мы стали реже приезжать на уборку в Пшизов. Большой дом тоже стал потихоньку угасать. Последний раз мы приезжали осенью забрать банки. Единственное, что сохранило дух старого дома — запах чая от пиалок.
***
— Але, ответь что-нибудь, не молчи!
В окно машины стучала женщина.
— Добрый вечер! Извините, пожалуйста, за беспокойство!
— Ты кто такой и почему здесь стоишь так долго?
— Я внук Нэнау, здесь раньше мой тэтэж жил.
— О, Аллах, напугал! Датхужев что ли? Смотрю из окна, думаю, чья это машина, чего так долго стоит. Думала, мужу уже звонить.
— А, нет-нет. Я просто мимо проезжал, решил заехать посмотреть, как тут наш старый дом. Столько лет тут не был.
— Заходи, чаем хоть напою.
— Нет-нет, тетя, спасибо. У меня одна только просьба.
***
И большой дом, и маленькие домики стояли на своих местах, просто теперь обновленные. Я попросил у новой хозяйки лопату и в самом центре сарая откопал пластмассовую коробку. Внутри — блокнотные листки, исписанные крупным почерком, аккуратно обклеенные скотчем. Поблагодарил за все хозяйку, несколько раз отказался поесть, положил коробку на заднее сиденье и двинул обратно в Майкоп. Перед поворотом на асфальт я посмотрел в зеркало заднего вида. Вдалеке мелькали два силуэта.
