Нонна Гудиева:

Пишет прозу, когда не может говорить вслух. Публикации: Esquire, «Литерратура», ROAR

Родители, уходя в кино, всегда высаживают меня на горшок. Они верят, что так безопасно, что во время их короткого побега я не встану с горшка, ведь я послушный ребенок.
Мы живем в маленькой комнате, в общежитии, на пятом этаже, я жду, когда ключ провернется в замке- меня всегда запирают, и бегу к шкафу.

Шкаф стоит у окна, огромный, глубокий, я могу войти в него, не пригибаясь. В шкафу сокровища- мамины платья, которые она шьет сама, из бархата, шелка, тафты. Я трогаю их, глажу руками, нюхаю, вдыхая мамин запах и надеваю самое любимое, восхитительное платье из алого шифона, тёплое на ощупь, шуршащее, с прозрачной, воздушной юбкой. При движении шифон взлетает, а потом плавно опадает, как балетная пачка у танцовщиц. Я люблю рисовать балерин- вывернутые стопы, пуанты, тонкие руки…

И хотя платье мне велико, подол волочится, нарядившись, я залезаю на подоконник и устраиваю представление, танцую и пою как в телевизоре, вместо микрофона- деревянная толкушка для картошки.

Я плющу нос об оконное стекло, прижимаюсь к нему всем телом, мне нужен зритель и прохожие останавливаются, задирают головы, показывают на меня пальцем- ребёнок в окне!

Драгоценное шифоновое платье для меня невозможная роскошь, мне даже в голову не приходит мечтать о подобном, или попросить его у мамы, хотя мама все чаще ходит в халате и дает мне прижаться ухом к ее животу-скоро у меня будет брат или сестрёнка.
Как-то мама отводит меня к соседям – папа в командировке, соседи присмотрят за мной, пока мама съездит за ребенком. Меня устраивают в узкой, проходной комнате, я сплю на панцирной кровати, которая скрипит, когда я ворочаюсь.

Я тоскую по маме, я знаю, что маме в больнице разрежут живот. У меня поднимается температура, и доктор, осматривая мое горло, говорит смешное:

-У девочки «свинка».

Оставшиеся дни у соседей я непрерывно рыдаю, мне жалко себя и маму, но больше всего мне жалко Вальку и Марусю, я запоем читаю «Детей подземелья».

Наконец, меня забирают домой, теперь половину комнаты занимает детская кроватка, у меня появился брат.

Мама после родов болеет, ей надо ложиться в больницу, и нас отправляют пожить к папиным родителям, в Тбилиси, я сама качу коляску с братом к трапу самолета.

В Тбилиси совсем другие запахи, с утра здесь пахнет горячим хлебом, перцем, кинзой и петрушкой, а по дворам ходит торговец и кричит: «Мацони, мацони, кто хочет мацони!»
У бабушки мне нравится, она печет хачапури с картофелем и сыром, выкладывая в центр лепешки кусок тающего, сливочного масла, мы едим на веранде с большими, пыльными окнами, их переплеты расчерчивают пол в клетку, я литрами пью грушевый грузинский лимонад, мне никто его не запрещает. Мне хорошо- бабушка возится с братом и до меня никому нет дела.

Приближается 1 сентября, бабушка должна отвести меня в школу, в первый класс, но я не жду этого дня, не радуюсь его наступлению.

Мне нравится быть одной, я не нуждаюсь в подругах, к взрослым отношусь недоверчиво, а мальчиков панически боюсь. Увидев мальчика, даже на другой стороне улицы, я цепенею от ужаса и ору: «Мальчик идет»!

Но теперь я не беспокоюсь о школе, о мальчиках, я поглощена другим.
В бабушкином доме, на первом этаже, есть магазин игрушек- я захожу в него каждый день. В стеклянной витрине -куклы, в воздушных газовых юбках, и одна, с прической как у моей мамы, и в таком же алом, шифоновом платье.

Я часами смотрю на куклу, я страстно хочу ею обладать. Она стоит целое состояние, и хотя бабушка дает мне карманные деньги, я никогда не смогу накопить нужную сумму.
Я думаю о кукле постоянно, рисую ее в тетрадках вместо уроков, она мне жизненно необходима, ведь она так похожа на маму.

Я мечтательная, стеснительная и застенчивая, но теперь у меня появилась цель, и я становлюсь хитрой и предприимчивой.

Скоро Новый год, классная руководительница готовит школьный утренник, и я первая вызываюсь ей помочь, мы вместе придумываем конкурсы, я берусь собрать деньги с одноклассников, на призы победителям.

В моем классе тридцать пять человек, они исправно сдают мне деньги на утренник, благодаря им я живу на широкую ногу. Утром, перед школой, я захожу в кондитерскую и ем песочные корзинки со взбитыми сливками, меня никто не контролирует.
Наконец, денег достаточно, чтобы купить призы для утренника -куклу в алом платье и огромные елочные шары.

На утреннике я никому не даю открыть рот, не опуская, тяну руку, срываюсь с места, как только учительница объявляет следующий конкурс, я рассказываю стихи, отгадываю загадки- я должна выиграть куклу!

Возвращаюсь домой совершенно счастливая. На веранде гости, они едят, пьют вино, поют, я незаметно вытягиваю сигарету из кармана пиджака Вахтанга, папиного брата и запираюсь в ванной. Я сижу на унитазе, с зажатой во рту дымящейся сигаретой и разглядываю куклу. У нее тонкая, как спичка, талия и вся она окутана невесомым шифоном. Я наслаждаюсь триумфом до тех пор, пока в ванную, с воплем «Вах!» не врывается Вахтанг.

Вскоре за нами приезжает мама. Обнимает меня, прижимает к себе, плачет – за полгода я совсем забыла русский язык, а грузинского мама не знает.

Она проверяет мой дневник, ужасаясь стопке пустых школьных тетрадок, где в каждой, на первой странице написано лишь два слова: «Домашняя работа».

В поезде мы едим голубцы из консервных банок, я играю с куклой, я назвала ее Изабелла, но вернувшись в Москву, я забываю Изабеллу навсегда, я больше в ней не нуждаюсь - моя мама опять рядом со мной, я иду в новую школу, у меня начинается новая жизнь.
___________________________________________________________________________ Когда моя дочь решила поступать в театральный, она отыскала на даче, в старых вещах, Изабеллу, мою детскую куклу. Дочка постирала и отгладила обветшавшее платье, уже не алое, а белое, кружевное, его сшила для куклы моя мама.

Дочка придумала сценку, где героиней была кукла, показала ее на экзамене и поступила в ГИТИС- теперь она актриса, мою историю с куклой она узнала позже. А у куклы появилось собственное место на диване- сидит, ждет, вдруг опять понадобится.

Родители, уходя в кино, всегда высаживают меня на горшок. Они верят, что так безопасно, что во время их короткого побега я не встану с горшка, ведь я послушный ребёнок.
Мы живем в маленькой комнате, в общежитии, на пятом этаже, я жду, когда ключ повернется в замке – меня всегда запирают, и бегу к шкафу.

Шкаф стоит у окна, огромный, глубокий, я могу войти в него, не пригибаясь. В шкафу сокровища - мамины платья, которые она шьет сама, из бархата, шелка, тафты. Я трогаю их, глажу руками, нюхаю, вдыхая мамин запах и надеваю самое любимое, восхитительное платье из алого шифона, тёплое на ощупь, шуршащее, с прозрачной, воздушной юбкой. При движении шифон взлетает, а потом плавно опадает, как балетная пачка у танцовщиц. Я люблю рисовать белерин – вывернутые стопы, пуанты, тонкие руки...

И хотя платье мне велико, подол волочится, нарядившись, я залезаю на подоконник и устраиваю представление, танцую и пою как в телевизоре, вместо микрофона – деревянная толкушка для картошки.

Я плющу нос об оконное стекло, прижимаюсь к нему всем телом, мне нужен зритель и прохожие останавливаются, задирают головы, показывают на меня пальцем – ребенок в окне!

Драгоценное шифоновое платье для меня невозможная роскошь, мне даже в голову не приходит мечтать о подобном, или попросить его у мамы, хотя мама все чаще ходит в халате и дает мне прижаться ухом к ее животу – скоро у меня будет братик или сестрёнка.
Как-то мама отводит меня к соседям – папа в командировке, соседи присмотрят за мной, пока мама съездит за ребенком. Меня устраивают в узкой, проходной комнате, я сплю на панцирной кровати, которая скрипит, когда я ворочаюсь.

Я тоскую по маме, я знаю, что маме в больнице разрежут живот. У меня поднимается температура, и доктор, осматривая мое горло, говорит смешное:

– У девочки «свинка».

Оставшиеся дни у соседей я непрерывно рыдаю, мне жалко себя и маму, но больше всего мне жалко Вальку и Марусю, я запоем читаю «Детей подземелья».

Наконец, меня забирают домой, теперь половину комнаты занимает детская кроватка, у меня появился брат.

Мама после родов болеет, ей надо ложиться в больницу, и нас отправляют пожить к папиным родителям, в Тбилиси, я сама качу коляску с братом к трапу самолета.

В Тбилиси совсем другие запахи, с утра здесь пахнет горячим хлебом, перцем, кинзой и петрушкой, а по дворам ходит торговец и кричит: «Мацони, мацони, кто хочет мацони!». У бабушки мне нравится, она печет хачапури с картофелем и сыром, выкладывая в центр лепешки кусок тающего, сливочного масла, мы едим на веранде с большими, пыльными окнами, их переплеты расчерчивают пол в клетку, я литрами пью грушевый грузинский лимонад, мне никто его не запрещает. Мне хорошо – бабушка возится с братом и до меня никому нет дела.

Приближается 1 сентября, бабушка должна отвести меня в школу, в первый класс, но я не жду этого дня, не радуюсь его наступлению.

Мне нравится быть одной, я не нуждаюсь в подругах, к взрослым отношусь недоверчиво, а мальчиков панически боюсь. Увидев мальчика, даже на другой стороне улицы, я цепенею от ужаса и ору: «Мальчик идет»!

Но теперь я не беспокоюсь о школе, о мальчиках, я поглощена другим.
В бабушкином доме, на первом этаже, есть магазин игрушек – я захожу в него каждый день. В стеклянной витрине – куклы, в воздушных газовых юбках, и одна, с прической как у моей мамы, и в таком же алом, шифоновом платье.

Я часами смотрю на куклу, я страстно хочу ею обладать. Она стоит целое состояние, и хотя бабушка дает мне карманные деньги, я никогда не смогу накопить нужную сумму. Я думаю о кукле постоянно, рисую ее в тетрадках вместо уроков, она мне жизненно необходима, ведь она так похожа на маму.

Я мечтательная, стеснительная и застенчивая, но теперь у меня появилась цель, и я становлюсь хитрой и предприимчивой.

Скоро Новый год, классная руководительница готовит школьный утренник, и я первая вызываюсь ей помочь, мы вместе придумываем конкурсы, я берусь собрать деньги с одноклассников, на призы победителям.

В моем классе тридцать пять человек, они исправно сдают мне деньги на утренник, благодаря им я живу на широкую ногу. Утром, перед школой, я захожу в кондитерскую и ем песочные корзинки со взбитыми сливками, меня никто не контролирует.
Наконец, денег достаточно, чтобы купить призы для утренника - куклу в алом платье и огромные елочные шары.

На утреннике я никому не даю открыть рот, не опуская, тяну руку, срываюсь с места, как только учительница объявляет следующий конкурс, я рассказываю стихи, отгадываю загадки - я должна выиграть куклу!

Возвращаюсь домой совершенно счастливая. На веранде гости, они едят, пьют вино, поют, я незаметно вытягиваю сигарету из кармана пиджака Вахтанга, папиного брата и запираюсь в ванной. Я сижу на унитазе, с зажатой во рту дымящейся сигаретой и разглядываю куклу. У нее тонкая, как спичка, талия и вся она окутана невесомым шифоном. Я наслаждаюсь триумфом до тех пор, пока в ванную, с воплем "Вах!" не врывается Вахтанг.

Вскоре за нами приезжает мама. Обнимает меня, прижимает к себе, плачет - за полгода я совсем забыла русский язык, а грузинский мама не знает.

Она проверяет мой дневник, ужасаясь стопке пустых школьных тетрадок, где в каждой, на первой странице написано лишь два слова: "Домашняя работа".

В поезде мы едим голубцы из консервных банок, я играю с куклой, я назвала ее Изабелла, но вернувшись в Москву, я забываю Изабеллу навсегда, я больше в ней не нуждаюсь - моя мама опять рядом со мной, я иду в новую школу, у меня начинается новая жизнь.
________________________________________________
Когда моя дочь решила поступать в театральный, она отыскала на даче, в старых вещах, Изабеллу, мою детскую куклу. Дочка постирала и отгладила обветшавшее платье, уже не алое, а белое, кружевное, его сшила для куклы моя мама.

Дочка придумала сценку, где героиней была кукла, показала ее на экзамене и поступила в ГИТИС - теперь она актриса, мою историю с куклой она узнала позже. А у куклы появилось собственное место на диване - сидит, ждет, вдруг опять понадобится.

медленно, но верно