Одна гильотина очень переживала по поводу этичности своей работы. Каждый раз, когда очередной заключенный поднимался на помост и клал шею на плаху, гильотина начинала причитать: «Вы не представляете, как мне жаль, мне очень-очень жаль. Я так страдаю. Ночь напролет мне снятся эти ужасные кошмары — шеи, шеи, шеи, голые шеи, мягкие и податливые шеи, они расстилаются передо мной уходящей вдаль полосатой дорогой, океаном гуттаперчевого теплого мяса, и мне просто ничего не остается делать, кроме как резать, резать, резать, пока мое лезвие не затупится и не заржавеет от крови, пока не придет моя страшная смерть. Ох, что это я, совсем заговорилась... Вы простите, простите меня пожалуйста... Господи, я так несчастна. Думаете, мне самой этого хочется? Думаете, меня кто-то спросил? Куда там...»
Приблизительно к этому моменту защелка, как правило, открывалась, и гильотина с размаху отсекала голову заключенному.
Лишь однажды один заключенный смог что-то ответить гильотине — он просипел: «Заткнись и дай мне помолиться».
Но гильотина выждала пару глубоких вдохов и продолжила извиняться.
