Нитка в иголку, чистый холст лоскута – на колени. Саша развернула первую записку.
“Любовь – это ветер, который может стать попутным, а может сорвать крышу твоего дома. Он надувает паруса и ломает деревья, он вращает колёса ветряных мельниц и смерчем проносится над землёй.”
Вышивать – совсем не то что писать, даже пером (а ведь Саша умеет!). Каждое слово отпечатывается в душе, мысль отчётливее звучит в молчании. Она завязала узелок, перекусила нитку и взяла следующую записку. Начиная перфоманс, Саша и не думала, что это будет так просто и одновременно так сложно.
Саша была художницей по призванию и барменшей по необходимости. До поры до времени ей удавалось совмещать эти роли – она работала в центре современного искусства. Днём там проходили выставки, а вечером открывалось второе помещение с барной стойкой и свисающими с потолка тусклыми лампочками. Саше нравилось. Она считала, что нашла своё место – до этого лета.
***
Солнце медленно утонуло в море, и небо над горизонтом стало цвета чая с молоком. Пахло йодом и сосновыми иголками, мелкая галька под ногами хрустела и то впечатывалась в пологую тропу, то срывалась и катилась дальше. Ветер принёс звуки гитары, обрывок песни и мужской смех – тёплый, мягкий. Саша поежилась и плотнее запахнулась в вязаную шаль.
На берегу, под шершавым боком утёса, догорал костёр. Вокруг сидели туристы из палаточного лагеря, который находился неподалёку – на той же стороне залива, что и домик, в котором Саша снимала комнату. Пляж уже опустел – ненадолго, пока небо совсем не почернеет и не уставится на море множеством звёздных глаз. Тогда парни и девушки из палаточного лагеря разожгут новые костры – отражения звёзд, принесут ещё гитар и вина, будут до глубокой ночи купаться, громко петь и разговаривать. Ну а пока они ещё не пришли, узкая полоса гальки между морем и утёсами принадлежала Саше.
Она прошла мимо, не глядя в сторону туристов. Ей нравилось притворяться местной. Саша и впрямь считала, что вся Земля – её дом, а значит, она всюду хозяйка, а не гостья. А дома нужно поддерживать чистоту и порядок. Саша надела перчатки, достала мусорный мешок и быстро прошла вдоль берега, собирая печальные сувениры дневных посетителей: окурки, фантики, пустые бутылки. Ночные гости ничего не оставляли, кроме пепла, и уже только за это Саша была им благодарна – но не более того.
– Привет, – прозвучало из-за спины.
Саша оглянулась и молча помахала рукой. В пяти шагах от неё стоял парень из той компании, что сидела в тени утёса – высокий, с убранными в хвост длинными волосами.
– Я заметил, что ты каждый вечер приходишь, – сказал он.
Ну и что? Саша пожала плечами и вернулась к своему занятию. Позади что-то зашуршало. Она украдкой обернулась и увидела, как незнакомец, следуя её примеру, наполняет дневным мусором второй мешок.
Вдвоём они управились до того, как кобальтовые сумерки сгустились над морем.
– Спасибо, – сказала Саша.
– Меня, кстати, Андрей зовут.
– Александра, – сухо ответила она, избегая прямого взгляда.
Саша давно уже решила, что никаких имён она знать не хочет. Незачем привязываться к случайным знакомым. Но все упрямо продолжали предъявлять ей свои ярлыки, указатели и аннотации.
Андрей вдруг негромко рассмеялся.
– Что? – спросила Саша.
– Я так и думал, что это твоё имя, – сказал он.
Его смех был мягким и тёплым.
***
Каждый день две недели подряд, с часу и до семи часов вечера, Саша приходила в музей и вышивала слова любви, которые ей принесли или прислали. Она садилась на стул в углу под лампой, заправляла кудрявую чёлку под красный берет и молчала, молчала, молчала. Пальцы взлетали и опускались над вышивкой, то встречая собственную тень, то расставаясь с ней. Саша думала о том, что произошло этим летом.
“Любовь – главная движущая сила во Вселенной. Без любви даже хлеб не поднимется. Всё, что ты делаешь, нужно делать с любовью.”
На последнем слове зелёная нитка закончилась, и Саша сменила её на красную. Получилось так, как будто она хотела подчеркнуть пожелание анонимного отправителя. Очень даже хорошо. Она повертела лоскут в руках и отложила готовую работу в сторону. Встала, потянулась, наклонилась влево и вправо, разминая онемевшую спину. Лиза, улыбаясь, поставила перед Сашей чашку чая.
– Облепиховый, – сказала она.
Саша улыбнулась в ответ. Во дворе дома, где она остановилась во время путешествия по Крыму, росла облепиха. Наверно, ягоды на колючих ветках уже налились соком и сладостью. Саша достала моток жёлто-оранжевых ниток, новый лоскут, записку и карандаш. Перед тем как вышивать послания, она выписывала их на ткани аккуратным, немного квадратным почерком.
“Любви не нужны слова.”
Саша кивнула. Любовь – не в речах, а в поступках. Потому-то она и затеяла этот перфоманс: чтобы убедиться, что слова ничего не стоят. После возвращения все вокруг говорили слишком много, все так старались её утешить, что она устала. Эти записки – полная ерунда! Неужели кто-то поделился своими настоящими мыслями? То, что сделает их настоящими – Саша. Её время, её руки, её молчание. Овеществлённые, слова утратят эфемерность. К ним можно будет прикоснуться, их можно будет повесить на стену. Им можно будет поверить. Или не поверить, ведь, в конце концов, это просто нитки и ткань.
***
Из-за гор брызнули первые капли солнечных лучей. Саша перевернулась на другой бок, обняла Андрея, вплетая пальцы в длинные волосы. Лето заканчивалось, заканчивался Сашин отпуск. Настала пора возвращаться в её сумрачный, пряничный, игрушечный город в сердце России. Слишком тесный и слишком пустой – ведь в нём не будет Андрея.
– Саш, – позвал он.
– Тш-ш, – прошептала она, – молчи.
Они лежали на остывшей за ночь, но нагретой их теплом гальке и слушали речитатив прибоя, крики чаек, шум просыпающегося лагеря. Андрей прижался носом к Сашиной щеке, губы скользнули к подбородку и ниже, накрывая пушистый завиток волос на шее. Саша обняла его ещё крепче, спрятала лицо на груди, вдохнула глубоко-глубоко запах йода, можжевельника и тёплой кожи, а потом задрала подбородок и вдруг поймала его губы своими.
Они никогда не говорили о том, что будет дальше.
***
“Когда я смотрю вокруг, я вижу, что всё пронизано любовью. А потом я протираю глаза и понимаю, что любовь была только в моём взгляде.”
Это послание оставил Артём, тоже художник и коллега по бару. Саша улыбалась, вышивая его слова – в них был он весь, от растрёпанного кончика бороды до неизменного томика Марка Аврелия в рюкзаке.
Лиза написала по-английски. Саша заплакала, читая.
I met you. We fell in love. I’ve lost a child. I’ve lost my life. I’ve lost myself in you.
Закончив работу, Саша проскользнула за стойку и обняла Лизу.
– Цыплёнок, – пробормотала Лиза, целуя Сашу в лоб. – Уже почти не болит, но спасибо.
Приходили разные люди, знакомые и незнакомые, смотрели на Сашу. Приносили новые записки. Для каждой вышивки Саша брала другую нитку. Чёрный, красный, синий, зелёный. Оранжевый, как симферопольское солнце.
Молодая, едва ли старше Саши, женщина с трёхлеткой в фиолетовом комбинезоне положила в корзину рисунок.
– Писать мы ещё не умеем, – улыбаясь, сказала она.
В центре измятого листка была нарисована угловатая фигура: жёлтая кофта, бирюзовая юбка, очень-очень узкая талия, неровно заштрихованные волосы – справа короче, чем слева. Большие глаза с длинными ресницами, растопыренные пальцы. А над фигурой – солнце и облачко.
Саша бережно перенесла силуэт на ткань, стежок за стежком. На улице стемнело, и в баре зажгли свет.
“Ты – мой маяк в бурном море, я чувствую твой свет через километры. Ты - тепло костра, согревшее мою душу. Но всякий костёр рано или поздно гаснет. Наше пламя обернулось золой, и мы не будем вместе ни-ког-да.”
Ни-ког-да. Саша вытерла подступившие слёзы. Руки задрожали, капля крови окрасила полотно. Саша убрала лоскут и смазала палец йодом. Две недели перфоманса подходили к концу, ещё один день – и они с Лизой и Артёмом назначат дату выставки и аукциона. Она надеялась, что выручки хватит на билет до Еревана.
Конечно, они подписались друг на друга в соцсетях, обменялись телефонами, как это принято. Но наступил сентябрь, и Андрей уехал из России. А Саша осталась.
Чья-то фигура возникла в полумраке бара. Саша подняла голову и чуть не закричала, забыв про обет молчания. Андрей стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Саша закрыла глаза. Открыла. Андрей всё ещё был здесь. Она глубоко вдохнула, выдохнула, разбежалась и прыгнула в его объятия, как в высокие волны залива. Последняя записка упала на щербатую плитку пола.
“Когда дышишь сердцем, происходят чудеса. Свет притягивает свет. Верю в любовь.”
***
Через три дня после закрытия выставки Андрей снова уехал. Саша уволилась из музея и переехала в Суздаль, Лиза поступила в Высшую школу музыки и театра ВлГУ. Артём женился и перестал быть художником, теперь он работает в колл-центре. Говорят, у него хорошо получается.
Автор выражает благодарность Кашке Жидоморовой и центру “Флигель” (г. Владимир). В рассказе цитируются объекты выставки “Большая батарейка”. Все совпадения случайны, все вымыслы вымышлены.
